Государственные чиновники как крупные инсайдеры

С точки зрения Пирани, но не с моей, «отношения между российским государством и “влиятельными инсайдерами” качественно изменились в начале
2000-х годов» (Pirani, 2011). Верно, что после обвала 1990-х последовало военное строительство, олигархам была навязана более строгая финансовая дисциплина, увеличен федеральный бюджет и тому подобное. Тем не менее, с точки зрения рассматриваемой модели, решающим является вопрос о том, положила ли возросшая роль государства конец извлечению инсайдерской ренты или, наоборот, только увековечила этот процесс?

Говоря об «относительной независимости буржуазного государства», я имел в виду западные демократии, в которых правительство очевидным образом защищает интересы буржуазной элиты, но не находится под контролем какой-либо её отдельной группы. Именно это позволяет западным демократиям представлять интересы элиты как общенациональные (Miliband, 1977). Можно подумать, что относительная независимость в этом смысле уже давно достигнута в России, поскольку Путин наказал некоторых зарвавшихся олигархов. Тем не менее, я убежден, что определенная консолидация государства была абсолютно необходима самим крупным инсайдерам (хотя она означала определенное ограничение их произвола). Фактически, Пирани сам признает это в своей книге.^[1] Если бы «почти распад государства» продолжился, тогда весь общественный строй мог рухнуть, похоронив самих крупных инсайдеров под собой. Решающим является вопрос о том, дистанцировалось ли государство только от каких-то конкретных «плохих парней» или от остальных тоже? Такое дистанцирование абсолютно необходимо, чтобы государство могло стать посредником между различными социальными группами и начать тот поиск частичного компромисса противоречивых интересов, который и лежит в самой основе буржуазной демократии.

Дэвид Котц и Фред Вейр указывают на парадокс путинской России – несомненно усиливая авторитарный характер государства, он никогда не подвергал сомнению неолиберальный курс экономической политики (Kotz, Weir, 2007, p. 282–285). Недоумение вызывает негласное согласие с подобной политикой собственников предприятий обрабатывающей промышленности. В отличие от компаний добывающих, экспорторинтированных отраслей, их фирмы страдают от последствий неолиберализма. Решение этой загадки состоит в осознании специфических интересов российского крупного бизнеса, связанных с выводом финансовых ресурсов с предприятий и созданием на этой основе сбережений за рубежом. Неолиберальная экономическая политика служит этой цели, разоряя промышленность, но обогащая ее «капитанов». Вот почему, несмотря на свою явно авторитарную природу, путинская Россия не может характеризоваться ни как «государственный капитализм», ни как «государство развития».^[2] Неолиберализм, оставляющий финансовые потоки в частных руках краткосрочно-ориентированных бизнесменов, которые рады-радехоньки инвестировать за рубежом, несовместим ни с какой подлинной модернизацией экономики. То, что Котц и Вейр называют «воровством со своих предприятий» (см. примеч. 5), очевидно является не чем иным, как инсайдерской рентой. Они далее высказывают верную мысль, что продолжение неолиберального курса (т.е. прикрытия для извлечения инсайдерской ренты) предполагает наличие авторитарного государства. В самом деле, только такое государство может обеспечить возможности для вывода ренты, контролируя рядовых людей. В условиях демократии последние могли бы попытаться изменить сложившееся статус-кво. Можно заметить, что размышления Котца и Вейера хорошо сочетаются с моделью инсайдерской ренты. Получается, что само усиление российского государства в 2000-е гг. было осуществлено в интересах крупных инсайдеров, и в силу этого не может рассматриваться как разрыв с Ельцинским курсом.

Впрочем, я согласен с Пирани, когда он пишет, что «государство не оставалось просто игрушкой “влиятельных инсайдеров” или прямым инструментом их контроля». Однако, я согласен с этим совсем в другом смысле, чем мой критик. 2000-е гг. характеризовались экспансией т.н. «кремлевской группы», что означало широкое использование государственного аппарата для перераспределения собственности. Частью этого процесса было создание «государственных корпораций». В некоторых исследованиях этот шаг назван «квазинационализацией», потому что в основе госкорпораций лежит национализация издержек при приватизации доходов (Устюжанина и др., 2010, с. 77). Госкорпорации характеризуются их изъятием из установившегося порядка контроля за хозяйствующими субъектами со стороны правоохранительных органов, непрозрачностью их финансовых потоков, сетью аффилированных структур и непомерно раздутыми издержками производства. ОАК (Объединенная авиастроительная корпорация) является хорошим примером подобной практики. Согласно расследованию Счетной Палаты РФ (Бесхмельницын, 2009, с. 132–161) в январе–сентябре 2008 г. продажи ОАК достигли 169,4 млн руб., тогда как прямые издержки производства составили лишь 32 млн руб. Однако, если вы думаете, что компания сделала огромные прибыли, то вы серьезно заблуждаетесь. В действительности, ее убытки равнялись 196,4 млн руб.! Причина состояла в том, что управленческие издержки корпорации составили 334 млн руб. Социальный смысл этой весьма иррациональной бухгалтерии раскрывается тем фактом, что средний оклад управленца ОАК составлял в 2007 г. 158 тыс. руб. в месяц, тогда как среднемесячная заработная плата по отрасли едва дотягивала до 13,5 тыс. руб. Расследование деятельности ГК (Государственной корпорации) «Роснанотех», предпринятое Генеральной прокуратурой РФ, показало похожую картину: непрозрачность, щедрая оплата услуг аффилированных структур с искусственно завышенной стоимостью и тому подобное.^[3] Схожие факты массовых финансовых нарушений и мошеннического присвоения средств были раскрыты и в деятельности других государственных корпораций. С моей точки зрения, все это демонстрирует беззастенчивое присвоение инсайдерской ренты укрепившимся государством в интересах конкретных чиновников. Вопреки убеждению Пирани в способности западных инвесторов «прочесывать отчетность российских компаний с усердием стаи гиен», факты свидетельствуют, что извлечение ренты продолжается даже в тех крупных компаниях, среди акционеров которых присутствуют иностранцы. Это можно видеть из данных по Газпрому. Во время своего первого срока в качестве Президента России (2000–2004) Путин консолидировал активы корпорации, вернув их от деловых структур, аффилированных с топ-менеджментом предыдущего состава. Согласно некоторым исследованиям, во время его второго президентского срока (2004–2008) активы Газпрома, исчисляемые миллиардами долларов, были выведены из компании в пользу личных друзей и родственников Путина (Милов и Немцов, 2008). Как отмечают Котц и Вейер, «получается, что скромное усиление контроля государства над некоторыми ключевыми секторами экономики больше предназначено для обеспечения государственным чиновникам надежных источников доходов, чем для повышения эффективности экономики» (Kotz, Weir, 2007, p. 281). В том же духе Станислав Меньшиков, один из наиболее проницательных исследователей современной России, полагает, что «кремлевская группа» – это просто еще одна олигархическая группировка, стремящаяся установить контроль над финансовыми потоками (Меньшиков, 2004).^[4]

Вот уж воистину, государство – это не просто игрушка крупных инсайдеров, оно «всего лишь» возглавляется крупными инсайдерами! Оттеснив в сторону нескольких мятежных олигархов, высокие государственные чиновники сами заняли освободившиеся места. То, что происходит сейчас в России, дает классический урок исторического материализма: уклад экономических отношений, присущий крупному частному бизнесу, пропитывает сам государственный аппарат. С укреплением авторитарного режима, положение в государственной иерархии стало наиболее востребованным и ценным (а, следовательно, и самым дорогим) капитальным благом, поскольку потребность во внешних элементах инфраструктуры контроля стала острее, чем когда-либо прежде. Таким образом, в современной России противозаконная и общественно вредная деятельность оказались интимно связаны с «респектабельными» политикой и бизнесом теснее, чем когда-либо. Вовсе не представляя собой непреодолимое препятствие для крупных инсайдеров, иностранные инвесторы, в лучшем случае, могут способствовать сдвигу временного горизонта управления компаниями в среднесрочный период, негласно соглашаясь на извлечение ренты в обмен на выгоды от обладания акциями. В реальности, они лишь придают российским крупным инсайдерам внешнюю респектабельность.