Природа мирового кризиса

Ярким проявлением позитивизма и присущей ему фрагментарности мышления является неоклассическое видение текущего мирового кризиса. Представители ортодоксии ограничивают его причины чисто финансовой сферой. Действительно, на поверхности экономической жизни кризис предстает как явление в денежно-финансовой области. Так, нобелевский лауреат, известный американский экономист Пол Кругман представил замечательное сжатое и популярное изложение проблемы кризиса с позиций мэйнстрима[1]. Несмотря на интересный обзор кризисных явлений в Мексике, Аргентине, Юго-Восточной Азии, США и т. д., он предложил весьма поверхностное объяснение этого всеохватывающего процесса. В основе кризиса он видит развитие сети неподконтрольных государственному регулированию небанковских коммерческих организаций, склонных к т. н. «моральным рискам»[2]. Вкупе с ошибочной политикой денежных властей США (слишком низкие процентные ставки, способствовавшие раздуванию «финансовых пузырей») это вызвало падение доверия инвесторов к финансовым инструментам и спровоцировало панику и спад. Другой популярный автор, пишущий в духе мэйнстрима, американский экономист Роберт Шиллер ищет причину финансовых и ипотечных «пузырей» в психологии финансовых спекулянтов[3]. Он применяет модель распространения эпидемических заболеваний для анализа механизма «психологического заражения» финансовых спекулянтов рискованными операциями одного от другого в ходе лихорадки на рынках капитала. Средство предотвращения спекулятивной лихорадки он видит в демократизации финансов, преодолевающей недостаточную прозрачность этой сферы для рядового человека. Указанные соображения Кругмана, Шиллера и многих других сторонников мэйнстрима имеют смысл. Современный капитализм породил проблему моральных рисков, спекулятивные лихорадки распространяются как эпидемии, денежные власти ошибаются, и демократизация финансов отнюдь не помешала бы простым людям (если бы «непростые люди» согласились ее осуществить). Однако указанные взгляды имеют очень важную черту – рассматривают лишь внешнюю видимость кризиса, выступающего на поверхности экономических отношений в денежно-финансовой форме. Они не могут проследить более глубокие причины обсуждаемых процессов. Между тем, все эти проблемы – финансовые спекуляции, моральный риск и т. д. – существовали всегда (точнее, сколько существует капитализм). Почему же они породили мировой кризис именно сейчас? Ответить на этот вопрос мэйнстрим не может, потому что такой ответ требует перехода от описания внешней формы капитализма к анализу его сущности как социальной системы, а это подрывает самые ценностные основы этого строя. Вот почему марксизм становится сегодня незаменимым руководством для самостоятельно мыслящего человека.

Как показала конференция, марксистский подход предполагает анализ мирового кризиса не как изолированного явления финансовой сферы экономики, а как органической части единого процесса накопления капитала в мировом капиталистическом хозяйстве. В центре подобного анализа всегда лежат отношения труда и капитала. Ниже я суммирую взгляды, представленные по этому вопросу в различных докладах на конференции, а также выраженные авторами этого же круга в их публикациях.

Центр тяжести марксистской концепции современного мирового кризиса лежит в акценте на перенакоплении капитала в реальном секторе и соответствующем падении средней нормы прибыли на капитал. Спекулятивное разбухание финансовых пузырей рассматривается как средство временного преодоления границ накопления капитала в производственной сфере.

С падением советского строя и исчезновением социалистической ориентации в третьем мире произошел многократный рост прямых иностранных инвестиций западных ТНК в развивающемся мире. Пол Кругман в связи с этим отмечает: «Падение коммунизма, уменьшив угрозу радикальной экспроприации, привело к тому, что инвестирование за пределами западной зоны безопасности стало выглядеть менее рискованным»[4], в результате чего частные инвестиции на периферии мирового капитализма увеличились впятеро лишь в 1990–1997 гг. Американская исследовательница проблем глобализации Марая Иванова в докладе на конференции отмечает, что «вплоть до конца 1980-х годов перемещение производства в периферийные страны оставалось относительно ограниченным явлением, присущим лишь определенным отраслям и странам. Именно распад советского блока (курсив мой – Р. Д.) положил начало перестройке производства и социальных отношений, позволив транснациональному капиталу преодолеть последние препятствия, мешавшие достигнуть глобального размаха»[5].

Международный капитал стремился извлечь максимальную пользу из переноса производства в регионы с низкой оплатой труда. Известно, что средний рабочий с острова Ямайка получает сегодня вдвое, из Боливии и Индии – втрое, а из Нигерии – вчетверо меньше, чем его американский коллега[6]. Сам факт переноса производства в регионы дешевого труда находится в кричащем противоречии с основными положениями неоклассического мэйнстрима. В самом деле, если прибыль – это всего лишь предельный продукт капитала, и капиталист никоим образом не претендует на доход труда, то не все ли ему равно, сколько получают рабочие? А раз он переносит производство туда, где рабочий обладает минимальными правами, значит, он понимает, что теория предельной производительности предлагается (лохам?) только для отвода глаз, а в практической постановке бизнеса уже не до демагогии, и надо по-деловому (хотя и, разумеется, негласно) исходить из правоты Маркса[7].

В результате деиндустриализации развитых капиталистических стран произошло шоковое расширение фонда рабочей силы, вовлеченной в обслуживание мирового капиталистического рынка. За 1990-е годы 1,47 млрд. рабочих из Китая, Индии и бывшего СССР пополнили глобальный рынок труда, удвоив его[8]. Именно благодаря этому и стало возможно столь масштабное сокращение сферы материального производства в странах центра, о котором часто говорят как о проявлении «постиндустриального общества».

Радикально изменилась структура экспорта стран периферии в страны центра мирового капитализма, в которой традиционно доминировали сырье и сельскохозяйственная продукция. Положение резко изменилось в последние десятилетия – доля промышленной продукции в экспорте периферии выросла с 20% в 1980 г. до 80% в 2003 г.[9]

Миграция производства на периферию мирового капитализма изменила облик современной ТНК. Если традиционно ее главным звеном было производство, то теперь произошел «сброс» производственных активов за рубеж (знаменитый «аутсорсинг»). Однако т. н. «ключевые компетенции» остались закреплены за головной компанией. Это явление получило название «цепочек стоимости», когда единый процесс производства разбивается на отдельные звенья, осуществляемые в разных странах. При этом операции, создающие высокую добавленную стоимость, по-прежнему сосредоточены в головной ТНК, а «дешевые» – передаются за рубеж. Например, НИОКР, маркетинг, разработка продукции, продвижение, продажи и послепродажное обслуживание и другие подобные операции остаются за ТНК. На сторону, т. е. в страны с низкой оплатой труда, передано лишь производство. При этом все чаще западные ТНК не владеют никакими производственными активами вообще. Часто они предпочитают просто покупать промежуточный продукт у поставщиков из третьего мира, избавляясь от необходимости делать производственные инвестиции, осуществлять управление персоналом и т. д.

Важнейшая особенность подобной структуры «цепочек стоимости» состоит в том, что ТНК выступают на рынках периферии как монополисты, точнее, как олигопсония (т. е. власть немногих покупателей), в то время как поставщики вынуждены вести острую конкурентную борьбу между собой. (Один этот факт многое говорит об идеологическом смысле воспевания «свободного рынка».) Это важнейшее обстоятельство выступает определяющим фактором относительного падения цен на промежуточную продукцию, импортируемую странами центра. Обратимся к таблице 1, в которой отражена динамика инфляции, денежной массы и цен импорта в США.

Таблица 1

Среднегодовые темпы роста цен и денежной массы в США

Источник: Milberg W., 2008, Shifting Sources and Uses of Profits, CEPNS-CEPA WP, p. 13.

Мы видим, что рост цен потребительских благ резко снизился именно тогда, когда денежная политика была ослаблена, зато упали цены импорта относительно внутренних цен. Эти расчеты показывают, что ограничительная политика вовсе не была главным фактором рекордного падения инфляции в США в последние годы. Этим главным фактором стала эксплуатация мировой периферии.

В результате произошел рост доли прибыли в ВВП США и остальных развитых стран. Однако этого нельзя сказать о доле заработной платы. По некоторым оценкам, стремительное расширение мирового рынка труда в последние два-три десятилетия привело к снижению капиталовооруженности труда в мире в целом на 55–60%[10]. Это означает резкое изменение баланса сил между трудом и капиталом в пользу последнего, т. к. теперь гораздо большее число рабочих конкурирует за одно рабочее место. В результате оказалось подорвано положение наемного труда во всем мире. Это касается профсоюзов и системы социальных гарантий наемных работников. По существу, западное общество разорвало тот «социальный контракт», который оно заключило с наемными работниками в годы послевоенного «золотого века капитализма»[11]. Это выразилось, в частности, в стагнации реальной заработной платы в странах центра. Так, в 2005 г. средняя реальная заработная плата американского рабочего, не принадлежащего к контролирующему персоналу (nonsupervisory worker), была на 8% ниже, чем в 1973 г. (в ценах 2005 г.). За этот же период средняя производительность труда по промышленности США выросла на 85%![12] (По этому важнейшему факту, который не обсуждается неолиберальной литературой, читатель может сам судить о том, определяется ли зарплата в реальной жизни предельным продуктом труда или законом прибавочной стоимости.) В результате подобных процессов доля заработной платы в ВВП стран-членов ОЭСР резко снизилась[13]. О том, что рабочие стран периферии получают в разы меньшую заработную плату, чем их американские коллеги, речь шла выше.

Известно, что именно спрос наемных работников является главным фактором, определяющим емкость потребительского рынка, от которого, в конечном счете, зависит и спрос на капитальные блага. Систематическое отставание заработной платы от развития производственных мощностей порождает недостаток совокупного спроса относительно совокупного предложения на мировом рынке. Это ведет к закономерному падению темпов роста мировой экономики[14]. Результатом становится низкая загрузка производственных мощностей[15]. По этой причине падает норма чистой прибыли в промышленности развитых стран. Падают и мировые инвестиции и сбережения как процент от мирового ВВП[16].

Падение доходности реальных активов является красноречивым свидетельством перенакопления капитала, наступившего в результате индустриализации периферии мирового капитализма. Как и во времена Маркса, это перенакопление является относительным. Его причина в недостатке совокупного платежеспособного спроса, наступившего в результате усиления эксплуатации мирового рабочего класса. Именно на этом фоне и началась т. н. «финанcиализация» мировой экономики.

Под этим термином понимают перетекание капитала из производственной сферы в область финансовых спекуляций. Этот процесс имеет множество проявлений. В частности, речь идет о стремительном росте котировок акций нефинансовых корпораций, оторвавшихся от динамики реальных активов. Факты говорят о том, что американские компании нефинансового сектора используют резко возросшие прибыли от эксплуатации периферии мировой экономики для финансовых, спекулятивных вложений в небывалых масштабах. Традиционно, т. е. во времена «золотого века» капитализма, примерно 30% прибылей компаний направлялось на выплату дивидендов, а 70% – на финансирование производственных инвестиций. В 2000-е годы все переменилось. С началом мирового кризиса на выплаты дивидендов и выкуп акций использовались абсурдные 90% внутренне накопляемых фондов[17]. Это необходимо для повышения курсовой стоимости акций. В результате претерпела резкие изменения структура активов нефинансовых корпораций. Более половины этого показателя составляют теперь финансовые активы, на которые ранее приходилась скромная доля.

Кроме прибылей, репатриируемых корпорациями центра в страны базирования, источником финанcиализации является массовый вывоз капитала из стран периферии. Страны центра, прежде всего Северная Америка, держат свои богатства дома, тогда как страны периферии и полупериферии – за рубежом[18]. Главной сферой приложения «свободных» капиталов в мире, основанном на господстве американской валюты, являются ценные бумаги США. Механизм этого процесса вытекает из самой природы глобального капитализма, основанного на эксплуатации периферии центром.

Для поддержания конкурентоспособности на высококонкурентном мировом рынке поставок индустриальной продукции в центр необходимо поддерживать заниженный курс национальной валюты. Между тем, активное сальдо платежного баланса с США ведет к притоку долларов на национальный рынок периферийной страны. Предложение национальной валюты относительно доллара понижается, и ее курс в долларовом выражении растет. Одновременно растут в долларовом выражении зарплата периферийной страны и, следовательно, ее издержки производства. Результатом становится падение конкурентоспособности национальной продукции перед лицом конкуренции стран с более низким курсом валюты. Для предотвращения подобного хода событий необходимо скупать «лишние» доллары, изымая их с национального валютного рынка. Поскольку нельзя вложить эти доллары в свою экономику, не ухудшив платежный баланс, то самой надежной альтернативой выступает помещение их в доходные ценные бумаги США. Таким образом, обогатившись путем прямой эксплуатации дешевой рабочей силы периферии, центр мирового капитализма, прежде всего США, продолжает обогащаться и путем косвенной эксплуатации через доступ к сбережениям тех же стран.

В условиях стагнации или даже падения трудовых доходов в США рост потребления этой страны поддерживался за счет всемерного наращивания всех видов задолженности: государственных заимствований, корпоративного долга, потребительского кредита. Источником этого типа экономического роста выступали финансовые инвестиции периферии. Данные показывают, что для индустриально развитых стран характерно падение сбережений и инвестиций при росте отрицательного сальдо торгового баланса[19]. Это и есть отражение деиндустриализации центра, который теперь импортирует промышленную продукцию с периферии. Последняя создает сбережения за счет активного сальдо торгового баланса, чтобы поместить их в ценные бумаги США. Таким извращенным способом современный мировой капитализм пытался преодолеть ограничения накопления капитала, наложенные эксплуатацией периферии.

Именно в такой противоестественный симбиоз вступили американская и китайская экономики. Данные свидетельствуют не только о стремительном росте вложений Китая в финансовые активы США в 2000-е годы, но и преобладании инвестиций в т. н. «поддерживаемые государством частные предприятия», прежде всего, печально знаменитые «Фредди Мак» и «Фанни Мэй»[20]. Эти фонды инвестируют деньги клиентов на рынке ипотечного кредитования. После обвала рынка акций компаний информационных технологий США «.com», Китай стал вкладывать средства в рынок недвижимости. Именно приток средств из Китая стал главным источником стремительно раздувшегося «пузыря» ипотечного кредитования.

Показательно соотношение динамики платежного баланса США и задолженности американских домохозяйств. Именно на период увеличения дефицита платежного баланса приходится рост долгов домохозяйств[21]. Это происходит потому, что, как уже сказано, средства, заработанные странами периферии на экспорте в США, канализируются разветвленной финансовой системой в кредитование потребительского спроса американцев.

Таким образом, невиданное в человеческой истории расширение масштабов капиталистической эксплуатации труда, наступившее в результате краха советского строя, лежит в основе текущего кризиса мировой экономики. Отставание заработной платы от развития мировых производительных сил породило классическое перенакопление капитала на периферии. Капитализм попытался преодолеть эту проблему путем искусственного стимулирования спроса центра за счет наращивания задолженности, поглощающей львиную долю сбережений периферии. Именно это и создало предпосылки для финансиализации и последующего кризиса.

Как видим, марксистская концепция кризиса находит место для обсуждения техники современных финансов, но, в отличие от мэйнстрима, она предлагает ее объяснение, вытекающее из фундаментальных основ капитализма, как общества эксплуатации наемного труда.