Тяжкая длань "невидимой руки"

В начале 1990-х гг. в России широко рекламировалась книга «Адам Смит шагает по Москве», написанная двумя американскими экономистами (Адамс, Брок, 1994). Эта работа суммировала советы западных экспертов о том, как осуществлять рыночные реформы в Восточной Европе. Она была написана в виде вопросов от имени собирательного образа премьер-министра реформаторского правительства и ответов от имени собирательного образа западного советника. В главе о приватизации руководитель правительства выражает опасения относительно того, что если полномасштабное разгосударствление будет проводиться обвально, то собственность окажется в руках выходцев из криминального мира. Не моргнув глазом, западный эксперт предложил просто зажмурить глаза и позволить невидимой руке рынка самой распределить собственность.^[1] В то время едва ли нашлось российское или зарубежное светило либеральной мысли, которое не рекомендовало бы как можно быстрее легализовать теневую экономику. Это обосновывалось утверждением, что в советские времена люди предпринимательского склада могли реализовать свои таланты только в криминальной области. По существу, в сознании сторонников радикальных рыночных реформ преступный мир играл такую же ключевую роль строителя капиталистического общества, какую марксисты приписывали рабочему классу в строительстве социализма. С точки зрения подобных взглядов наиболее важной задачей являлось создание как можно быстрее и любой ценой слоя частных собственников. Его появление рассматривалось в качестве гарантии, исключающей так называемый «коммунистический реванш».

Сущность проведенной приватизации легко уяснить по материалам официального отчета Счетной Палаты РФ (Степашин, 2004). Документ констатирует тот факт, что приватизация не предполагала отбор каких-либо конкретных государственных активов, передача которых в частные руки могла бы повысить их эффективность. Приватизация также не создала равные возможности для всех слоев населения. Обязательства новых собственников относительно социально значимых аспектов деятельности предприятий не были четко сформулированы и т.д. В результате были созданы предпосылки для бесконечных нарушений закона в течение всего процесса. Среди самых значительных недостатков приватизации были недооценка высокодоходных государственных предприятий и мошенническая организация их продаж. Так, активы ОАО «Восточная нефтяная компания» были проданы правительством за сумму на 250–425 млн долл. Меньшую, чем их рыночная стоимость. Активы ОАО «Тюменская нефтяная компания» были недооценены на 920 млн долл. Акции, составлявшие 7,97% уставного капитала ОАО «Нефтегазовая компания “Славнефть”», были проданы частным владельцам за 48 млн долл., хотя их рыночная стоимость, исчисленная на основе капитализации компании в конце 1997 г., достигала 358,1 млн долл. (Степашин, 2004, с. 59).

Однако наиболее вопиющим примером злоупотреблений являются памятные залоговые аукционы середины 1990-х гг. В 1995 г. консорциум крупнейших российских банков предложил правительству предоставление крупного кредита для финансирования бюджетных расходов. Кредит предлагалось открыть на условии передачи банкам под залог акций наиболее доходных государственных предприятий. Это было бы государственным обеспечением, призванным гарантировать банкам возврат заимствованных средств. На основе распоряжений Президента Российской Федерации того времени Бориса Ельцина Министерство финансов подписало двенадцать соглашений о предоставлении кредитов под упомянутый залог с победителями аукционов. Доклад Счетной Палаты характеризует эти сделки как «притворные», потому что «банки фактически “кредитовали” государство государственными же деньгами» (Tам же, с. 61). Минфин России заблаговременно вложил свои средства на счета участников консорциума, а затем, те же деньги (!) были заняты правительством, предложившим в качестве страхового депозита акции наиболее прибыльных государственных предприятий. В действительности произошла не временная передача ценных бумаг богатейших предприятий страны в доверительное управление, а их лишь слегка завуалированная продажа. Счетная палата пришла к заключению, что «в результате проведения залоговых аукционов отчуждение федеральной собственности было произведено по значительно заниженным ценам. А конкурс фактически носил притворный характер» (Tам же, с. 62). Важным последствием приватизации стало расширение сферы неформального контроля над экономическими ресурсами; как было сказано ранее, основа этого была заложена еще в советское время. О масштабах субсидирования частного капитала можно судить по тому факту, что от приватизации правительство выручило менее 5% рыночной стоимости своей собственности (Меньшиков, 2004, с. 61, 62). Согласно другой оценке, государственные предприятия были проданы за менее чем одну тридцатую долю от их реальной стоимости (Волконский, 1998, с. 12, 13).

Социальный смысл приватизации очевиден – она означала экспроприацию прав подавляющего большинства россиян в интересах нарождавшегося класса собственников. Как объяснялось выше, он создавался за счет выходцев из бюрократии, интеллигенции и криминального подполья. Этот вывод часто оспаривают на том основании, что, мол, поскольку советские люди, якобы, никаких прав не имели, то нечего было экспроприировать. Действительно, советские люди были лишены политических прав и свободы слова, но с их социально-экономическими правами положение было сложнее. Представляется, что Троцкий был прав, определяя советское государство как «искаженное рабочее государство». Через общественные фонды потребления – систему социального страхования, практически бесплатное жилье, здравоохранение и образование – каждый советский человек получал свою долю дохода от государственной собственности. С точки зрения современной теории прав собственности, которая рассматривает ее как пучок правомочий, это означает, что каждый советский человек был сособственником всего, чем обладало государство.^[2] Как объяснялось ранее, процесс приватизации был осуществлен благодаря обещанию «сделать собственником каждого». Однако в действительности, права рядовых граждан были узурпированы новоявленной буржуазной «элитой».

Остальные меры реформ имели тот же смысл. Либерализация цен, т.е. их освобождение от контроля со стороны государства, позволила новым собственникам буквально взвинтить их. Нечего и говорить, что власти стремились представить эту меру как необходимую для обеспечения рыночной конкуренции и конвертируемости рубля, что соответствовало требованиям Международного Валютного фонда и являлось неотъемлемой частью пресловутого Вашингтонского консенсуса. Однако, чтобы понять реальный смысл этой политики, нужно рассмотреть некоторые особенности ценообразования в СССР. Как объяснял Юрий Яременко, лучшие и наиболее производительные ресурсы в советской экономике были сконцентрированы в области производства вооружений. В результате на долю гражданского производства оставались низкокачественные, затратные технологии. В этих условиях, для обеспечения экономического роста было необходимо поддерживать низкие цены на многие виды сырья, материалов, оборудования и других ресурсов. Это было возможно благодаря занижению оплаты труда рабочих и широкому использованию экономии на масштабах производства, достигавшейся плановой экономикой. Яременко (1997) называет сектор производства дешевых массовых ресурсов «поддерживающим», поскольку он компенсировал затратность и низкую эффективность гражданских производств. С крахом СССР мировой рынок предъявил спрос именно на дешевое сырье. Новоявленные владельцы этих производств получили возможность ограничивать предложение своей продукции на внутреннем рынке, что способствовало сильному росту цен. В результате подскочили издержки обрабатывающей промышленности, предприятия которой, в свою очередь, отреагировали увеличением цен на свою продукцию, и инфляция вырвалась из под контроля.

Российский пример подтверждает посткейнсианское понимание инфляции как выражения борьбы социальных классов за относительную долю национального дохода. Результатом этого процесса стало обесценение доходов и сбережений рядовых граждан. Фактически, произошла конфискация заработной платы рабочих и накоплений на банковских счетах предприятий в интересах нарождавшегося крупного капитала. Политика т.н. «финансовой стабилизации» служила той же цели. Разумеется, официально заявлялось, что ограничение количества денег в обращении было необходимо для того, чтобы гарантировать стабильность реальных доходов рядовых граждан. Однако, последовавшие задержки выплаты заработной платы на шесть и более месяцев, вместе в резким урезанием пенсий и расходов государства на социальные цели ясно показывают кто должен был уплатить высокую цену борьбы с инфляцией, необходимую, чтобы гарантировать от обесценения прибыли нарождавшихся капиталистов. Приватизация, либерализация и финансовая стабилизация (предполагающая резкое сокращение государственных расходов на социальные цели) были альфой и омегой Вашингтонского консенсуса.